ПУБЛИКАЦИИ
О НАДЕ РУШЕВОЙ


РИСУНКИ
СТИХИ ...
ФОТОГРАФИИ
ГЛАВНАЯ СТРАНИЦА

ПУБЛИКАЦИИ:

Семейный архив

Из дневников Николая Константиновича Рушева

29 февраля 1968 г. У меня сегодня отгул. Встретил во дворе радостную дочку. Пригласил ее поехать вместе с художниками Курсов повышения квалификации в Измайлово в мастерскую нашего педагога-графика Михаила Израилевича Фейгина (54 года, суриковец).
У него Надюша впервые, и как-то запросто, процарапала на квадратных алюминиевых пластинках 30х30 см три офорта («сухой иглой»). Изумленный Михаил Израилевич сразу же отпечатал их на станке на эстампной бумаге: («Современная художница», «Художница, рисующая натурщицу» и «Автопортрет с друзьями по Артеку-67»). Художницу с натурщицей опытный мастер отложил для себя, поставив в пример нашим курсантам:
– Смотрите, как художественно тонко и грациозно. Какая свобода. Удивительны глаза ее девушек…
Художники обступили Надю, а она не смущалась, что они смотрят под руку, увлеченно, четко, как хирург, продолжала работать иглой по алюминию. Я и мои товарищи успели сделать за это время лишь по одному офорту, уступая ей по игре фантазии и мастерству…

31 марта 1968 г. Воскресенье. Последний день школьных каникул. Целый день – солнце. И целый день я с Надей.
В 12 часов были в чудо-мастерской академика В.А. Ватагина. Еще поднимаясь к нему на третий этаж, мы слышали живое постукивание киянки ваятеля…
Он сам открыл нам дверь. Его воскресный костюм был покрыт глухим фартуком в стружках. В тесноте прихожей 84-летний мастер помог раздеться Наденьке и, как всегда, ласково наклонил жилистыми руками ее покорную головку и поцеловал в лоб. Затем пропустил ее вперед и взял у меня большую папку с Надиными работами.
А она уже замерла у свежепахнущей высокой колоды клена в обхват, из которой на задних лапах начинал выступать бурый мохнатый мишка. Левее – полированная большая доска красного дерева, откуда, следя скупым и точным штрихам полукруглой стамески, намечался могучий бег Шерхана. Рядом – Маугли и Багира.
Пока Надя благоговейно осматривала пополнение мастерской за два последних месяца, Василий Алексеевич сел в старинное кресло, держа рисунки перед собой:
– Все прекрасно и правдиво, – сказал он мне, рассматривая зарисовки к «Войне и миру». – Какой Наполеон! Неожиданный… в отступлении?
Его замечания лаконичны, отрывисты:
– Новый Пушкин? И этот еще юный. И этот, благословляющий своих детей…
– У Нади люди, животные и обыкновенные предметы облекаются невыразимой поэзией…
– А какие веселые вольности! – он улыбается, глядя, как «Кентаврицы читают свиток, усевшись на землю». – Можно отложить этих чтиц-кентавриц? Ее дарование приносит радость зрителю любого возраста и культуры, радость сопричастности с увлечением творчеством. Не повторяет жизнь, а воссоздает ее. А что сказали в Музее Толстого? Напишите мне, пожалуйста, после встречи с ними.
В начале летних каникул – опять прошу вас к себе. Буду рад видеть Наденьку и ее новую папку. Приятно, что в письме Вы вспомнили о моем давнем подарке (Василий Алексеевич на своей книге «Изображение животного» написал: «Милой Надюше на память о нашем знакомстве: Дедушка Ватагин. 9 марта 1963 г. Желаю, жду и верю в твои большие успехи»).
А сейчас, Надя, – прими на память… – И он протянул ей сложенную вчетверо афишу своей выставки в Москве и Ленинграде, посвященную 60-летию его творческой деятельности. На ней, под фото, было уже написано: «Наде – в день пятилетия дружбы. 31 марта 1963 г. – 31 марта 1968 г. В. Ватагин».
Она приняла афишу, счастливо улыбаясь, и тут же подписала отложенный мастером рисунок «Кентаврицы-чтицы» – как свой благодарный, ответный дар.
Василий Алексеевич подошел к своей коленкоровой папке, раскрыл ее и предложил Наде выбрать на память любой рисунок. Она застеснялась. Тогда он сам стал откладывать и подписывать «Наде от В. Ватагина 68 г.»: «Сокровищница» (автолитография из серии «Маугли»), «Голова антилопы», «Белка из Африки», «Ежата».
Счастливый день!
Возвращаясь от Ватагина, мы поднялись к Манежу и Университету, чтобы через Кутафью и Троицкие ворота войти в Кремль! Солнце!
Надя – ликовала… Шла медленно и торжественно. Любовалась дворцами, соборами, Царь-пушкой, Царь-колоколом и бескрайней панорамой столицы.
– Пап, а помнишь – ты мне читал, как не раз с дядькой Никитой Козловым взбирался на колокольню Ивана Великого мальчик Пушкин?
– А можешь представить себе ужасный пожар Москвы 1812 года?
– А бои здесь в 1917 году?
Купив десяток оригинальных значков – «кремлевские башни», – мы вышли через огромные нарядные Спасские ворота на Красную площадь. Куранты били 4 часа.

Из дневника-памятки Нади. Март. 1968 г.
Читала: Е. Евтушенко. «Сборник стихов». Эдит Пиаф. «Автобиография». В. Аксенов. «Затоваренная бочкотара».
Посетила: Музей изобразительных искусств. КЮДИ. Выставка на Кузнецком. В. Попков. Выставка С.А. Чуйкова.
Кино: «Железный поток», «Обнаженная Маха» – типичный боевик. «Мужчина и женщина» – Анук Эме, Жан Луи Трантиньян.

11 апреля 1968 г. В школе за ответы «Ленин о Толстом» Надя получила «пять».
Впервые Надя прочитала роман летом 1965 года, когда ей было 13 лет и все симпатии и сопереживания отдала Наташе и Пете Ростовым и их близким.
Теперь, три года спустя, в ее папках лежали свыше 400 рисунков и композиций. Среди них и четыре натурные зарисовки памятных мест на Бородинском поле, где мы были прошлой осенью. Неизгладимы ее впечатления от Зала Отечественной войны 1812 года в Историческом музее на Красной площади, от «Галереи 1812 года» в Эрмитаже, от Бородинской панорамы и Кутузовской избы в Филях, от зала «Война и мир» – в Музее Льва Толстого на Кропоткинской улице. Недавно она увидела три серии из четырех грандиозного широкоформатного фильма Сергея Бондарчука (не все понравилось) и двухсерийный цветной итало-американский фильм «Война и мир» (была под обаянием актеров: Одри Хепберн, Генри Фонда, Мела Ферера). Вчера в Большом театре была на опере Сергея Прокофьева. И вот март-апрель - «Война и мир» в 9-м классе.
Сегодня Надя рассказала нам о споре. На перемене между уроками она спросила своего учителя по литературе Николая Петровича Ярмульского:
– Кто из героев прекраснее – князь Андрей или Пьер?
Николай Петрович, вернувшийся с Великой Отечественной войны в чине старшего лейтенанта в орденах, – ответил, что его идеалом всегда был князь Андрей. Надя возражала:
– Какой же он герой, если отец запретил ему жениться, если он подверг любимую Наташу годичному испытанию и при первой же ошибке – вернул ее письма… Это не по-рыцарски. Он – храбр, но это долг каждого солдата. А вот Пьер – он герой! Никто не призывал его на Бородинское сражение, в самое пекло, на батарею Раевского! Никто не упрашивал его спасти ребенка из огня и женщину от грабителя-француза. За это он под расстрел угодил… И когда Наташе было очень плохо, то он один ее поддержал. Друзья познаются в беде…

25 мая 1968 г. Сегодня я попросил А.И. Истомина отпустить Надю со второго урока и, не заходя домой, прямо в школьной форме и с портфелем к 12 часам она была со мною на Кропоткинской улице в Музее Толстого.
Там на втором этаже собралась комиссия из 12 научных сотрудников. Они тщательно отбирали из 250 рисунков Нади к «Войне и миру» 75 лучших для предстоящей выставки.
Затем Наде захотелось вновь осмотреть всю экспозицию Музея. Подолгу останавливалась у рукописей и рисунков писателя, у портрета дочери Пушкина, ставшей прообразом... Анны Карениной – Марии Александровны Гартунг кисти художника И.К. Макарова. Восхищали Надю небольшой портрет Наполеона на коне знаменитого Ж. Мессонье, скульптуры П.П. Трубецкого, К.А. Клодта, И.Я. Гинцбурга и А.С. Голубкиной…
После запоздалого обеда мы отдыхали и дремали, а Наденька в своей комнатке перечитывала «Мастера и Маргариту» и рисовала.
Проснувшись, мы увидели на подоконнике у Нади три значительных портрета, на которые она пристально смотрела: «Мастер задумался…», «Маргарита сочувствует…», «Иешуа на допросе…»
Это было совсем новым, как по исполнению: крупными ударами кистью, заливками черными чернилами, так и по силе выражения основных образов романа.
В углу столика лежали шесть подготовительных листов. На них – варианты Маргариты; Надя искала ее возраст. А Мастер и Иешуа дались ей сразу, и чем-то были сродни между собой: не только внешне – возрастом, бородкой, но и взглядом, светлостью души, терпением в трудный час… О своем впечатлении я и сказал Наде.
– Да. Я сознательно их сблизила, и они получились такими похожими, но это ведь обосновано подтекстом романа.
В сумерки втроем пошли побродить около остатков деревеньки, доживающей свой век среди нашей новостройки. В садах заканчивают цветение вишни и яблони. В плакучих ивах над прудами заливаются соловьи…
Надя много расспрашивала о Михаиле Булгакове и его романе, но я сам маловато еще знаю: недавно впервые открыл его для себя, как и многие мои друзья, наставники и знакомые.

18 июня 1968 г. Со вчерашнего понедельника у мамы отпуск, и как бы мы с ней не прикидывали – не находилось средств, чтобы снять на лето дачу, даже на самую дешевую комнату в дальней деревне. И вот уже третий год подряд, как переехали в Ленино-Дачное. Но дочка не собиралась горевать:
– И тут хорошо. А в подмосковный лагерь старшеклассников не хочется. Вот если бы снова в Артек? Но Оля скоро в Москву приедет.
У меня осталось время, чтобы съездить на Центральную студию диафильмов, попытать там счастья, предложить за основу мои 40 штриховых иллюстраций к тувинской сказке Солчака Тока «О Кодур-ооле и Биче-кыс». Я их делал для издательства города Кызыла в 1958-61 годах. Теперь мне хотелось выполнить все получше (с помощью Нади) и в цвете. Надеялся на договор и аванс, чтобы все-таки снять дачу на лето. Ничего не получилось: редакция «Диафильма» отнеслась к сказке прохладно, и своего ничего мне не предложили: много у них художников.
Настроение поднялось дома, когда весело встретила меня дочка. Она успела позагорать на балконе, почитать и создать новые рисунки: «Мастер и Маргарита в подвальчике у застройщика» (счастливые), «Маргарита выхватывает рукопись из огня» (оба в отчаянии…), «Маргарита утешает Мастера» (два варианта, обнимая, она поддерживает его). Все очень трогательно и убедительно. И по существу, ведь это сочувствие Маргариты, ее самопожертвование ради любимого – одна из основ романа Булгакова.
На ночь, в постели, Наденька перечитывала места из романа Булгакова и на нужные ей страницы вкладывала аккуратные закладки. Лежит она всегда лицом к стене, а книга – к свету, чтобы ей не вставать к выключателю, я всегда около 22 часов прихожу в ее комнатку «делать спокойной ночи»: терпеливо и молча посижу, дождусь, когда она дочитает книгу до конца главы, мягко подоткну ей одеяло и, поцеловав в розовую щечку, тушу свет.
– Спокойной ночи, – тихо отвечает дочь.

24 июня 1968 г. Сегодня у нас с Надюшей праздник: в библиотеке на Шаболовке подошла моя очередь на первый однотомник избранной прозы Михаила Булгакова! (Да, да, за ним теперь длинная очередь…) На чтение собранных там четырех произведений «Белая гвардия», «Записки молодого врача», «Мольер», «Театральный роман» – четыре дня сроку. Но у Нади каникулы, и она вполне успеет.
Она всегда читает очень быстро. Как-то особо быстро: глаза ее скользят почти по диагонали страницы, и при этом она сразу схватывает суть… Мы с мамой читаем втрое медленнее.
Наденька знала, что я сегодня принесу, и очень ждала, ибо, кроме последнего романа Булгакова, она еще ничего другого у него не читала, а уж очень хотелось ей прочесть всего и о нем, побольше.
Дома я задерживаюсь у вешалки, жду, когда кинувшаяся навстречу дочка пороется в моем портфеле и увидит знакомый объемистый том. От нетерпения она даже выронила портфель и прижала к груди лучшие творения Булгакова. Сияя и тихо повизгивая от радости, она горячо чмокнула меня в обе щеки и – скорее в свою комнатку за чтение…

27 июня 1968 г. Больше полугода назад, в декабре 1967 года, нас навестил один из моих сильных монгольских учеников Пурэв Цогзол. Мы не виделись лет 10, но я много о нем слышал из переписки и встреч с общими друзьями (Донгол, Махвал) и сохранил памятные фото. На одном из них Цогзол стоит со мной и Натальей Дойдаловной у памятника Сухэ-Батору в столице МНР, а на руках я держу в «конвертике» 6-месячную дочь. Прошло семь лет, как Цогзол окончил художественный факультет ВГИКа и работает постановщиком в «Монголкино» и еще педагогом в Художественном училище, то есть на бывшем моем месте.
Он навестил нас в декабре, прослышав от Дондога об удивительных рисунках нашей юной НАЙДАН – «Вечноживущей» – как она звалась по-монгольски. Мои прежние архитектурные и этнографические этюды он любил и уважал меня как своего первого учителя. (У монголов есть поговорка: «Родители создают тело ребенка, а учитель – душу…»)
Но, увидев впервые «фантазии» Найдан, он очень изумился:
– Они прекраснее, чем я представлял по рассказам! И все без карандашной подготовки! Ничего подобного в жизни не видел! Она хочет после школы во ВГИК? Хорошо! Поедемте сейчас туда к моим профессорам. Я в командировке и времени в обрез, но им надо показать эти рисунки. Жаль, что сегодня суббота, и Найдан не может поехать с нами. Но для начала, может быть, и лучше, что без нее?
Он взял две папки, я – еще одну, и мы удачно застали в деканате ВГИКа большинство профессоров, отдыхающих в перерыве между уроками. Рисунки Нади их так захватили, что на все постороннее не отвлекались и смотрели профессионально, быстро. И после звонка на урок они доброжелательно и единодушно заявили:
Вот таких-то нам и надо! От имени нас и декана заверяем вас – отца и Надю, что берем ее после школы без экзаменов по рисунку, живописи и композиции. Надо лишь сдать зачеты по истории СССР и литературе. Как у нее с этим? Всегда пятерки? Нам нужны, которые много рисуют, фантазируют в свое удовольствие. Пусть Надя ни о чем не беспокоится и сейчас рисует что хочет… Можно иногда поставить дома натюрморт. Пусть попишет цветом. Она его чувствует! И объем тоже. По рисунку и композиции у нее все отлично! Спасибо Вам.

 
   
Сайт создан в системе uCoz